Выход

Выход

Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его (Рим 11:33)

День вчера был ужасный: ночлег не нашел, поэтому пришлось провести на вокзале в каком-то богом забытом городке, грязные женщины, заспанные дети, крик, шум, гам, звуки поездов, уезжающих вдаль и уносящих с собой человеческие потоки. Думал о том, сколько таких вот рек, уходящих бесследно, протекает мимо этого городка. Названия не запомнил. Не то чтобы не запомнил, даже и не пытался. В первые дни, когда казалось, что вот он, тот момент, когда я наконец-то должен переродиться, запоминал с воодушевлением города, людей, читал надписи на стенах зданий, шел вперед, думая о свободе и независимости. Теперь иначе. Терпел. Ждал. Думал. Искал и находил. Потерял и обрел.

Она всегда говорила, что я смогу. Хотя иногда мне казалось, что она играет, что она мне врет постоянно. Приходила, чтобы снова уйти. Чтобы оставить меня одного. Бросала одного. А потом говорила, что любит, что без меня не может. Но я всегда знал, что она меня обманывает, не потому, что ей этого хочется, а потому, что она сама не знает об этом.  Ей казалось, что она может мне помочь, что мне НУЖНО помогать. Но я не нуждался в ее помощи. Мне нужно было только, чтобы она была рядом, чтобы она меня понимала, чтобы приняла все так, как есть. Я устал с ней бороться, устал доказывать очевидные вещи. Но в одном я ей благодарен: она верила, что я смогу.

Какой-то мужик подошел и сел рядом. Засаленные волосы, щетина, глаза голубые, но потухшие. Я не против, хотя меня смущает его присутствие, если сейчас начнет разговаривать – встану и уйду.

- Что, брат, опоздал?

- Да, - отвечаю нехотя и сквозь зубы.

- А сам откудова?

- Издалека, - отвяжись, думаю, вот сейчас точно уйду.

- А здесь по делам или в гости?

- По делам.

- Есть сигаретка? Может, покурим выйдем, вместе веселее ночь коротать, за разговором-то.

- Да, конечно.

Выхожу на улицу мужик что-то спрашивает, отвечаю, он начинает  бубнить про свое житье-бытье, а я молча киваю головой. Сдался мне ты, твоя жена и дети твои с внуками. И армейские друзья твои, и бабы местные с сиськами. Но продолжаю молча кивать и где-то даже поддакиваю.

- Извините, мне надо отлить. Не знаете, где туалет?

- Да, брат, вот там, возвращайся давай, душевный ты человек.

Ага, возвращайся, душевные беседы, разговорчики. Забираю рюкзак, надо валить отсюда, иначе придется всю ночь слушать эти байки.  Забиваю в гугле, вспоминаю, что неподалеку должна быть трасса: не хотел ехать ночью, но оставаться не буду. На привокзальной площади замечаю, как мужик на парковке садится в маршрутку, повидавшую лучшие годы,  спрашиваю, может ли подвести меня до трассы. Он, вижу что нехотя, соглашается. Мне это на руку, если не хочет везти, значит и разговаривать не придется.  Обмениваемся парой дежурных фраз, погружаюсь в наблюдение. Где-то мелькает мысль том, что неплохо было бы поесть, но примиряюсь с ней, не давая завладеть мною окончательно. Бабки кончаются, надо экономить, надо подзаработать. В прошлый раз на заправке разгрузил машину с продуктами и какой-то бабе помыл тачку, но денег еле хватило на три дня, потому что купил бутылку швепса и чокопай. Вместо хлеба и воды. Не помню, сколько дней назад это было. Два или три. Не помню, ел ли сегодня что-нибудь. Она бы ворчала. Всегда ворчит, когда я не ем. Тоже мне, вообразила себе. Заботилась.

 Машина останавливается, бросаю спасибо, открывая дверь, желаю чего-то доброго, дороги легкой. Что-то отвечает мне. Огладываюсь вокруг: фонари, промышленная зона, кафешка недалеко. Возвращается мысль о еде. Подверженный этой мысли и нежеланием стопить задаю себе направление в сторону забегаловки, уже по пути отмечаю, что сегодня много говорил: мужик на вокзале, водила в автобусе, бабка на остановке и девочка, ее внучка. Девочка рассказывала про брата, который уехал далеко с отцом, и не возвращается долго, по лицу бабки понял, что история какая-то мутная. Спрашивать не стал. Зачем мне. Наконец-то слова потеряли всякое значение.  Нет надобности что-то говорить, пытаться убеждать в своей правоте, делиться мнениями, доказывать какую-то глупость. Сейчас слова не значат ничего, значит только кусок хлеба и крыша над головой. Чего сейчас я как раз и не имею.

Приближаясь к кафешке, прошел мимо толпы курящих подростков, видимо, в этой дыре место пользуется популярностью, поймал на себе пару косых взглядов. Привык уже - зарос, рюкзак за плечами, ботинки в грязи и штаны от долгой дороги не похожи ни на что. Надо бы постирать, но нужны бабки на гостиницу.  Плюс, когда собирался, уходил налегке, вторые не взял. Да и насрать. Лишь бы что-нибудь съесть. Желудок начал ныть, и чувство голода нарастает с непреодолимой силой, переключаться больше не в силах: когда хочешь жрать, сложно философствовать.

Дверь поддалась легко, внутри в полутемном зале колченогие столы, много людей и довольно накурено, несмотря на табличку «не курить» на входе.  Подхожу к бару объясняю, что, мол, путешествую, с деньгами туго, хочу есть и могу помочь чем-нибудь. Девушка, хотя трудно дать ей такое определение, скорее, уже немолодая женщина, с вытравленными гидроперитом волосами и облезшим лаком на ногтях, смотрит на меня внимательно, как будто не понимает, о чем я ей говорю. Начинаю злиться. Повторяю ей еще раз, она медленно отвечает, что спросит на кухне. Говорю спасибо и отпускаю какой-то комплимент про доброжелательность и доброту. Чувствую себя при этом гадко. Не потому, что  вру, а потому, что срабатывает привычка казаться правильным, воспитанным, хорошим. Гадко.  

Пока она уходит, вспоминаю, что надо бы еще поставить плеер на зарядку и помыть руки.  Со всем смог смириться, но грязные руки – это невыносимо. Спрашиваю, где туалет, мужик у бара с толстыми пальцами и грязными ногтями машет в сторону выхода. Оставляю старенький плеер на зарядке,  иду по направлению к туалету. Запах мочи бьет в нос, злюсь: нет мыла, никакого, салфеток естественно тоже нет. Вспоминаю ее. Ее квартиру на краю города, ее запах волос после душа, оттенки аромата духов,  и нежность кожи. Утром, она всегда приходила ко мне, ложилась под одеяло, а я зарывался носом ей в волосы, целовал, гладил их и сходил с ума от собственной слабости и уязвимости. От переполнявших чувств. От страха потерять ее навсегда. От одиночества и усталости. С ней всегда так. Сложно и легко одновременно. Если бы она могла меня понять, если бы она хотела меня услышать.

Раздраженный возвращаюсь в зал, девушка приносит мне тарелку борща, кусок хлеба, кружку чая и картошку с какой-то подозрительной котлетой. Усмехаясь, вспоминаю прежние времена, но сейчас это богатство.  Королевский ужин. Благодарю ее, спрашиваю, нужна ли моя помощь, она пожимает плечами и уходит. Съедаю все подчистую, хлеб оставляю, бережно заворачиваю его в салфетку, чтобы потом при необходимости обеспечить себе перекус.

Сытый и довольный выхожу из кафе, неловко и с примесью шутовства благодарю барменшу и забираю плеер.  Ночь предстает в самом разгаре: тишина становится всепоглощающей и всеобъемлющей, погружаясь в таинство ночи, отправляюсь в сторону трассы. Придется стопить. Хотя так не хочется. Отдал бы все за то, чтобы оказаться сейчас дома. Где это дома? Что это значит, дом… Ждать не приходится долго: почти сразу останавливается машина, водитель спрашивает, куда мне надо, я отвечаю, он кивает головой, сажусь в машину и уезжаю прочь  из этого мерзкого городка. Водитель  оказывается молчаливый, а я радуюсь, что смогу теперь слушать музыку столько, насколько хватит зарядки, пусть недолго, но все-таки. В прошлой жизни мне и в голову бы не пришло, что можно испытать наслаждение от куска хлеба или правильно подобранной песни в плеере.

Врубаю Лану, звуки ее голоса растворяются в ночи, в дороге, поднимаясь все выше и выше к звездам, а ветер уносит их туда, к ней, на окраину большого города.  В ее маленькую квартиру на пятом этаже. Знаю, что сейчас она спит, смешно морща нос, ей снятся сны о лете и море, белый кот лежит в ногах, а Он охраняет ее сон, Он смотрит с высоты и ведет меня вперед.

 День вчера был ужасный:  с утра позвонила мама и спросила, когда приеду в гости, я начала объяснять, что работы много, каждый день расписан по минутам, нет, в праздники тоже работаю, пора бежать, перезвоню вечером. Она молча положила трубку, судя по всему обиделась. Как объяснить ей, что реально нет времени уже полтора месяца забрать результаты анализов, не то, что вырваться на пару дней. Собравшись с мыслями, проверяю  газ, свет, телефон, ключи, деньги, открываю дверь в подъезд, задыхаясь от табачного дыма, поднимающегося с третьего на пятый. Нет, ну не сволочь ли! Если хочешь курить, то кури дома или на балконе, необязательно травить соседей: когда-нибудь у меня будет свой дом, рядом с которым в радиусе одного километра не будет ни души. Кот трется о ноги, говорю ему какие-то милости, выхожу за порог и закрываю дверь.

По дороге на работу вспоминаю, что забыла мусор и теперь ему придется стоять до завтрашнего утра. Отлично. Надо начать планировать свой день заранее. Никакой памяти нет, рассеянна и в мечтаниях, столько дел надо сделать одновременно, в итоге все стоит на месте. А еще сны эти. Приходят и возвращают в тот день, когда все было иначе. Наверное, это прозвучит громко и пафосно, я бы даже сказала, банально, но в жизни каждого человека бывает момент, когда ты отчетливо понимаешь, что обратной дороги нет: или навсегда остановиться, или идти вперед. 

С тех пор иду. Не заметила, как пролетела зима и воздух наполнился этим ожиданием весны и тепла: городские птицы, истосковавшиеся по лучам раннего солнца, вылетают из своих насиженных мест, люди, спешащие на работу останавливаются, в растерянности обходя лужу растаявшего снега, грязь, слякоть, тающий снег, черный от пыли и копоти, еще не раздражает глаз, и ты идешь. И я иду.  Где-то далеко просигналила машина, очнулась, посмотрела по сторонам: нет, все спокойно. Усмехнулась про себя, увидев детей, неохотно плетущихся  в школу, и с ощущением безграничной свободы еще раз убедилась в правильности выбора, который сделала несколько лет назад. А что сейчас? Горят сроки,  последний проект надо было сдать еще две недели назад